Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn] - Франсин Риверс

— Я хатт!

— Это не поможет, — сказал Феофил, вынимая свой меч. Воинственные крики навеяли на него воспоминания о давних битвах. Он знал, на что может рассчитывать, и настроение у него от этого лучше не стало. Сражение будет коротким, и если они вообще выживут, это будет самой настоящей Божьей благодатью.

Крики внезапно прекратились, и до путников донесся тяжелый топот бегущих людей.

— Они приближаются, — сказал Атрет.

Феофил прислушивался, и его лицо стало мрачным.

Германцы появились на дороге впереди и позади них. Полетели стрелы и копья. Увернувшись от фрамеи, Атрет бросился на ближайшего атакующего. Издав свой воинственный крик, он добил упавшего противника. Заплакал Халев. Атрет тут же накинулся на еще двух воинов и быстрыми движениями разрубил их, даже не чувствуя ссадины от меча на боку.

Феофил отражал удары и рукояткой своего гладия свалил с ног одного из нападавших. Он едва не остался без головы, но успел резко нырнуть вниз, и меч просвистел в миллиметре от его волос. В следующее мгновение он нанес кулаком разящий удар в солнечное сплетение какому–то молодому воину.

Атрет подобрал с земли фрамею и швырнул ее. Она пронзила воина, который собирался напасть на Феофила сзади. Воин захрипел и упал замертво.

Нападение закончилось так же внезапно, как и началось. Германцы растворились в лесу, и вновь наступила тишина.

Атрет тяжело дышал, его кровь просто кипела. Он издал торжествующий и в то же время презрительный крик.

Один из молодых воинов, раненных Феофилом, застонал — к нему вернулось сознание. Атрет бросился к поверженному противнику, его лицо горело от ярости, а его намерения были вполне ясны без слов. Феофил преградил ему путь.

— Хватит, и так уже довольно убитых.

— Уйди с дороги!

Обнажив свой гладий, Феофил не позволил Атрету добить раненого.

— Я сказал «нет»! — закричал он в лицо Атрету.

— Это маттиасы. — Выругавшись, Атрет толкнул Феофила плечом и сделал резкое движение в сторону. Феофил снова преградил ему путь и своим железным кулаком сильно ударил германца по голове.

— Однажды я уже едва не свернул тебе шею, — сказал он, когда Атрет зашатался. — С Божьей помощью я справлюсь с тобой и сейчас. — Своей тяжелой ладонью он сжал Атрету горло. — Я пришел в Германию не для того, чтобы убивать. — Он оттолкнул Атрета от себя. — И не для того, чтобы стоять в стороне и смотреть, как это будешь делать ты!

Горячая кровь Атрета постепенно стала остывать. Тяжело дыша после битвы, чувствуя жар в легких, он встал перед римлянином.

— Я должен был убить тебя еще тогда, когда увидел Рейн, — процедил он сквозь зубы. Потом сделал шаг вперед. — Я убью тебя сейчас!

Феофил прямым ударом в грудь отбросил его назад и принял боевую стойку.

— Давай, попробуй, если считаешь это своим долгом. Ну что же ты, давай!

Тут до ушей Атрета донесся плач Халева. Нахмурившись, он сделал шаг назад и опустил свой гладий.

— Где Рицпа?

— Ты сам сказал ей спрятаться за тем деревом.

Не увидев ее, Атрет направился к поваленному дереву, удивляясь тому, почему она не осталась с его сыном. Может быть, она в страхе спряталась под деревом? А может быть, убежала в лес, забыв о мальчике и бросив его на произвол судьбы?

— Рицпа!

Подтянувшись, Атрет перепрыгнул через дерево. Равновесие он умел сохранять прекрасно.

Халев сидел на коленях у Рицпы. Мальчик был залит кровью и кричал. Атрет даже задохнулся от гнева.

— Что с ним случилось? — прохрипел он, когда увидел, что Рицпа гладит малыша по лицу, пытаясь его успокоить. — Куда он ранен? — Подойдя к ней, он взял сына на руки.

Только теперь он увидел стрелу, торчащую у Рицпы из груди, и понял, что Халев был залит ее кровью. С малышом ничего не случилось.

Феофил услышал гортанный крик Атрета и оставил двух маттиасов, лежащих у его ног. Подойдя к поваленному дереву, он обошел его и увидел Атрета, сидящего на коленях и нежно прикасающегося рукой к щеке Рицпы. Он что–то говорил ей на германском. Подойдя ближе, Феофил увидел рану. Она была смертельной.

— О Иисус, — тихо произнес он.

Атрет левой рукой уперся в грудь Рицпы, а правой вырвал стрелу. Будучи в шоковом состоянии, Рицпа не издала ни звука. Атрет отбросил стрелу, а из раны хлынула кровь. Атрет закрыл рану ладонью, пытаясь остановить кровотечение, но это не помогало. Дотронувшись до побледневшего лица Рицпы, Атрет умоляющим голосом говорил с ней.

— Не умирай. Ты слышишь меня? Не умирай.

Ей становилось трудно дышать, кровь уже появилась на ее полураскрытых губах, текла из уголка рта.

— Иисус, о Иисус, — произнес Феофил, опускаясь на колени.

— Рицпа, — сказал Атрет, хлопая ее по щекам. — Либхен, не… — Ее глаза стали какими–то другими. Атрет увидел это и понял, что это означает. — Нет! — Его охватил страх, которого он никогда не испытывал раньше.

Он ее терял. Что он будет без нее делать?

— Обратись к своему Богу! — в отчаянии закричал он, и по его щекам потекли слезы. Атрет бездумно тер пальцами ее побелевшее лицо. — Обратись к своему Богу сейчас же! — Он столько раз видел смерть, но никогда не думал, что смерть может постигнуть и Рицпу.

Ее дыхание стало другим. Резкое и быстрое, оно теперь стало медленным и спокойным.

— Ты мне нужна, — прохрипел Атрет.

Рука Рицпы задрожала, как будто она хотела прикоснуться к нему, но у нее не было сил. Она издала длинный и тихий вздох и замерла. Ее тело расслабилось и стало совершенно неподвижным.

— Нет, — снова закричал Атрет и положил ладонь ей на шею. Пульс не прощупывался. — Нет! — закричал он в безутешном горе. Слова родного языка лились у него рекой, и он уже не скрывал тех чувств, которые когда–то прятал от всех, с которыми когда–то боролся. Он взял ее лицо в ладони. Ее глаза были открытыми, неподвижными, ничего не видящими, губы слегка приоткрылись.

Кровь, которая текла с губ, перестала течь. Рана на груди тоже больше не кровоточила.

Встав, Атрет простер вверх залитые ее кровью руки и издал крик бесконечного отчаяния. Он кричал снова и снова, а его сын, на какое–то время всеми брошенный и забытый, тоже плакал.

Феофил подошел к Рицпе и положил руки на ее неподвижное тело. Пока Атрет изливал свое горе и отчаяние, Феофил в молитве с верой обращался ко Христу.

Для Бога нет ничего невозможного. Ничего.

Римлянин не произнес ни слова, в его голове не было в этот момент ясных мыслей, но его душа взывала к Богу о том, чтобы Рицпа вернулась к ним. Ради ребенка. Ради того человека, который все еще пребывал во тьме.